Все они родились в разных уголках страны, но волею судеб оказались в наших местах. И остались здесь навсегда.

Давным-давно была война. Она затронула каждую советскую семью. Десятки миллионов человек ушли воевать, и миллионы из них погибли. Великие сражения шли вдали от наших краев. Там, под Москвой и Смоленском, под Ленинградом и Сталинградом, в степях Украины и на камнях Карелии, воевали и умирали наши близкие. Но на самом деле фронт проходил через любую точку нашей страны. На госпитальных койках бесчисленных эвакуационных госпиталей, в том числе и наших, плесецких, солдаты и военные медики тоже воевали. Воевали за жизнь. И иногда проигрывали эту битву.
Большинство из нас появились на свет уже после того, как они легли в нашу землю, а значит, это они завоевали для нас право родиться и жить. Они не были нашими родственниками, не были и земляками. Однако плесецкая земля породнила нас с ними: солдаты той войны в нее легли, чтобы сегодня по этой земле могли ходить мы.
И снова в канун праздника Победы жители Плесецка пойдут к братским могилам и понесут к ним цветы. А на памятниках фамилии: «Ланбин, Федоров, Чеухов…» и еще пять десятков имен…. Многие ли из нас задумывались, глядя на эти фамилии? Откуда они, где и как воевали, как боролись за жизнь и как умирали? Очень страшно и больно, если братские могилы мы начнем воспринимать просто как часть ландшафта. Наверное, нужно попытаться приоткрыть эту страницу нашей плесецкой истории, чтобы, приходя весной на братские могилы, мы знали, кто там лежит.
Первое, с чем пришлось столкнуться: некоторые фамилии на плитах братских могил написаны неверно. Самый старший по званию из умерших в плесецких госпиталях – подполковник Чичетов. И оказалось, что никакого подполковника с такой фамилией в Красной армии не существовало и ни один электронный архив не дает на эту фамилию сведений. Но так не бывает! Это не рядовой солдат, убитый в первом же бою, который мог и не оставить ничего в военной истории. У подполковника должен быть долгий и заметный след: послужной список, наградные документы и т.д. Но архивы о подполковнике Чичетове не знают ничего. А вот о Чечётине – знают. Похоронен у нас именно подполковник Вячеслав Михайлович Чечётин, командир 531-го, а потом 107-го минометных полков. Ранен был 30 июня 1944 года, а 18 июля того же года умер от ран в ЭГ № 1771 и похоронен, как свидетельствуют архивы, «на гражданском кладбище станции Плесецкая».
Вячеслав Чечётин окончил артиллерийскую школу в 1933 году и показал себя хорошим командиром. Еще до войны о молодом лейтенанте, как следует из личной карточки картотеки Управления кадров артиллерии РККА, командование пишет: «командир огневого взвода, должности соответствует, достоин продвижения на должность командира батареи. Заботлив о подчиненных, личная подготовка, как командира, хорошая…». И вот уже нигде не значащийся подполковник Чичетов превратился во вполне реального, геройского комполка, можно сказать, легенду 3-го Украинского фронта, героя Донбасской наступательной операции 1943 года, кавалера орденов Красного Знамени, Отечественной войны I степени, ордена Красной Звезды подполковника Чечётина. Артиллерийская дивизия, в состав которой входил его полк 120-мм минометов, в июне 1944-го была переброшена под Петрозаводск, где подполковник и получил свое тяжелое ранение.
С ошибкой на памятнике была записана и фамилия Мусулима Жаксылыкова. Совсем недавно в Плесецк приезжали его казахстанские родственники. Они установили в углу ограды братской могилы отдельную памятную плиту с правильной фамилией и увезли в Казахстан горсть нашей плесецкой земли.
Г.И. Малаков  оказался сержантом 993-го стрелкового полка и нашим онежским земляком Григорием Ивановичем Манаковым. 8 мая 1942 года он поступил в плесецкий госпиталь со сквозными ранениями предплечья и бедра и умер 22 июня 1942 года. Здесь же и похоронен. О нем есть запись в госпитальной книге.
Григория Егоровича Пестенева нужно было бы записать как бойца 108-го отдельного восстановительного ж\д батальона Карельского фронта Пестерова. Вероятно, Григорий Егорович служил где-то неподалеку на железной дороге, а 27 июня 42-го года поступил в госпиталь с сердечным приступом и умер в этот же день. Как видим, не только от ран умирают на войне солдаты…
Фамилия Александра Егоровича Маковеева должна быть исправлена на фамилию Матвеева, сержанта 222-го стрелкового полка 49-й стрелковой дивизии. Он был ранен еще осенью 1944 года во время первых боев в Прибалтике, долгое время скитался по госпиталям, рана его не заживала. В конце концов он оказался в нашем ЭГ № 1771, где и умер уже после Победы в июне 1945 года от осложнений ранения.
Житель Оксовского сельсовета, солдат 95-го стрелкового полка Перфильев, оказался не Леонтием, а Леонидом Михайловичем. Он заболел 12 февраля 1943 года и умер спустя 12 дней в нашем госпитале.
Сапер 2-й роты 6-го отдельного ж\д батальона Карельского фронта Василий Иванович Таранькин был признан пропавшим без вести в декабре 1942 года, хотя с 30 ноября 42-го года, вероятно в бессознательном состоянии, лежал в плесецком госпитале и умер 22 февраля следующего года. На нашем кладбище он покоится под фамилией Таранкин. Такая же история произошла и с Петром Егоровичем Цыганковым, минометчиком 1070-го полка, умершим у нас 8 августа 43-го. Узнала ли жена Анна Васильевна, что ее муж похоронен на плесецком кладбище под фамилией Цыканков? Скорее всего, для близких бойцы Таранькин и Цыганков так и остались пропавшими без вести, поскольку послевоенные архивы не могли дать сведений из-за разночтений фамилий.
Возможно, на памятниках есть и другие несоответствия. И винить в этом некого, кроме войны. Тогда подобное происходило сплошь и рядом: документация велась в спешке, зачастую от руки, при свете керосиновых ламп и фронтовых коптилок, химическим карандашом, да и писари воинских частей и госпиталей не всегда были достаточно грамотными. Вот и путали буковки в фамилиях и те, кто их писал, и те, кто их потом читал и переписывал. Поэтому так много у нас пропавших без вести и не значащихся в списках. И только теперь, когда появилась возможность сравнивать записи в разных архивах, стало возможным найти некоторых из них.
Второе, что бросается в глаза - это относительно небольшое количество фамилий на наших памятниках. Очевидно, что в наших госпиталях умерло и было похоронено в плесецкой земле гораздо больше солдат и офицеров, чем отражено на памятных плитах братских могил.
В самом начале войны на территории Плесецкого района было сформировано три эвакогоспиталя. На базе санатория им. Тимме разместился ЭГ № 2517, в Самодеде - ЭГ № 2514, а Плесецке – хирургический госпиталь № 2512 на 300 коек. Все госпитали принадлежали госпитальной базе Карельского фронта. В конце августа 1942-го ЭГ № 2512 был переведен в Шалакушу, а на его базе обосновался переведенный из Архангельска ЭГ № 1771 на 600 больничных коек. Понятно, что так далеко от фронта оказывались только тяжелораненые бойцы, процесс излечения которых занимал месяцы и даже годы, но все равно только через плесецкие госпитали прошли тысячи раненых.
В архивных сканах страниц госпитальных книг, в донесениях в сануправление Карельского фронта, в списках распределительного эвакопункта Карельского фронта (РЭП-96) удалось обнаружить с десяток фамилий раненых, умерших и похороненных на гражданском кладбище станции Плесецкая советских солдат и офицеров, чьих фамилий нет на памятниках. О них речь пойдет чуть ниже.  И наверняка, их, неучтенных, куда больше, чем десять. Но на сколько больше?
С другой стороны, и смертность в наших эвакогоспиталях могла быть реально невысокой. 17 миллионов солдат из 22 миллионов раненых и заболевших военные медики РККА смогли не только поставить на ноги, но и вернуть в строй обратно. Советская система спасения раненых на поле боя оказалась даже более эффективной, чем госпитальная система Третьего рейха. Если советские медики всех этапов спасения смогли вернуть в строй около 70 процентов всех раненых и заболевших, то в вермахте эта цифра едва превышала половину. В госпиталях Архангельской области эта цифра была даже выше: 77 процентов раненых не просто излечились от ран, но вернулись обратно в воинские части.
Эффективность советской военно-медицинской системы основывалась на быстром и строгом отборе и сортировке раненых, как бы жестоко это ни звучало. В эвакогоспитали попадали далеко не все раненые, а лишь те, кто имел высокие шансы на спасение, и кто не смог излечиться на предыдущих этапах системы. Наверняка, смертность на стадии полевых госпиталей и медсанбатов была намного выше, но именно в эвакогоспиталях смертность раненых была относительно невысокой. По статистике, за годы войны умерли в госпиталях Архангельской области всего три процента пациентов.
Медработники не только в тылу сражались за жизнь солдат, но также получали ранения и погибали на самих фронтах. Имя одного из них – и на плесецкой могильной плите: Афанасий Сергеевич Шмаков. Родился он в 1899 году в Кировской области и был участником еще Гражданской войны. На фронтах Великой Отечественной он пребывал практически с первых месяцев войны. Воевал в должности санитара различных подразделений, был сам несколько раз ранен. Афанасий Шмаков был человеком абсолютной храбрости и вклад его в победу неоценим: он не только уничтожал врагов, но и спасал своих. 25 апреля 1943 года ротный санитар 140-го гвардейского полка Шмаков был награжден орденом Красной Звезды за то, что только за период с августа по сентябрь 1942-го в боях на территории Орловской области он лично вынес с поля боя 43 раненых бойца и командира с личным оружием! Можно только догадываться, сколько солдатских жизней он спас за всю войну. А вот себя не сохранил и остался в плесецкой земле. Во время ликвидации окруженной Курляндской группировки противника в начале января 45-го санитар был ранен, 2 апреля он поступил в плесецкий ЭГ № 1771, а 28 апреля, буквально накануне Победы, умер и похоронен здесь.
Нет на памятниках братских могил имени сержанта 993-го стрелкового полка Василия Архиповича Архипова, 1895 года рождения. С началом войны он был мобилизован рабочим в 22-й дорожно-строительный полк и всю страшную зиму 1941-1942 годов был в окруженном Ленинграде. Вероятно, весной 42-го его эвакуировали на «большую землю» и он поступил в наш госпиталь № 2512 в состоянии крайнего истощения. Врачи ничего сделать не смогли, и 2 мая боец Архипов скончался и был похоронен у нас.
От авитаминоза, голода и их последствий на станции Плесецкая, согласно записи в больничной книге госпиталя, также умерли и похоронены красноармеец 1221-го стрелкового полка Николай Зотович Агафонов, 1919 года рождения (умер 25 мая 1942 года) и Яков Андрианович Вшивцев, 1893 года рождения, путеец 106-го отдельного ж\д батальона (умер 17 июля 1942 года).
Еще удалось обнаружить также «неучтенных», а значит и неизвестных для нас солдат: ст. сержанта Николая Алексеевича Иванова  и рядового Павла Адамовича (Афанасьевича) Лисюка (Лисика), 1900 года рождения. Они были земляками-алтайцами и воевали в 263-й стрелковой дивизии. Там же с ними воевал и башкирец Павел Трофимович Суханов, 1904 года рождения. Все они лечились в ЭГ № 2512 летом – осенью 1942 года и похоронены здесь.
Также на братских могилах не фигурируют Иван Григорьевич Ефименко, 1904 год рождения, красноармеец 2-го стрелкового полка 50-й стрелковой дивизии, умерший 4 июня 42-го года от туберкулеза легких; Илья Иванович Зинченко, боец 112-го стрелкового полка, умерший в начале осени того же года. Все вышеназванные бойцы умерли в ЭГ № 2512 и, возможно, их имена стерлись из памяти по причине передислокации этого госпиталя в Шалакушу. Но по документам все они точно похоронены у нас.
Также удалось отыскать и нескольких ранее неизвестных нам, но умерших в ЭГ № 1771, который действовал в Плесецке с сентября 1942 года.
Степан Никитович Ефремов, 1892 года рождения, боец, служивший во фронтовом подсобном хозяйстве, умер от болезни и похоронен в мае 44-го. Также от различных болезней скончались и были похоронены на гражданском кладбище поселка сослуживцы, бойцы 151-й отдельной роты обслуживания Николай Александрович Сухих (умер 5 сентября 1943 года) и Степан Васильевич Киселев (умер 5 мая 1944 года).
Особо трогает история юного красноармейца Василия Николаевича Никифорова. Он родился в 1926 году и жил в Псковской области. После освобождения Пскова от фашистов в 1944 году восемнадцатилетний юноша был мобилизован и воевал в 320-м стрелковом полку 11-й стрелковой дивизии II Прибалтийского фронта в должности связиста. Ранен был в момент четвертой по счету попытки ликвидации Курляндского котла 27 января 1945 года. Ранение оказалось тяжелым, и ногу ему ампутировали в одном из ППГ 28 февраля. К нам в Плесецк он попал 2 апреля с хорошим прогнозом и проходил в госпитале консервативное лечение. Здесь же Вася Никифоров и встретил Победу. Но рана внезапно дала осложнение на сердце, и 13 августа 45-го у него поднялась температура и резко ухудшилось состояние. Несколько раз его консультировали терапевт госпиталя Мельникова и профессор Ипатов, но организм юного солдатика устал сопротивляться и 9 сентября 1945 года Василий Никифоров, не дожив до своих 20 лет, умер. По неизвестной причине его фамилии также нет на братской могиле, хотя в госпитальной книге за подписью самого начальника ЭГ № 1771 Зинаиды Александровны Пожитковой есть запись о захоронении солдата на плесецком кладбище и даже указан номер могилы - 32.
И это только те солдаты, которых удалось обнаружить в рамках работы над статьей! А сколько еще не обнаружено?! Обширное поле для поисковой работы всем заинтересованным в этом лицам!
*****
При работе с электронными архивами удалось установить, что в наши плесецкие госпитали приходили три волны раненых. Все они были связаны с обстановкой на фронтах. Первый заметный поток раненых принял ЭГ № 2512 в мае-июне 1942 года после не очень удачной Кестеньгской наступательной операции Карельского фронта. Особенно много поступало раненых из нашей героической архангельской 263-й стрелковой дивизии. Эта дивизия формировалась летом 1941 года из мобилизованных Архангельской и Вологодской областей, а также из освобожденных с этих же территорий заключенных ГУЛАГа. Именно она вынесла на себе основной груз той наступательной операции, атакуя в лоб обороняющихся немцев и финнов, отвлекая их, пока другие части Карельского фронта совершали обходной маневр в тыл врага. Позже эта дивизия была переброшена на юг и летом 1943 года освобождала Донбасс, ведя бои точно там, где и сегодня гремят выстрелы и рвутся снаряды: под Камышевахой и Северодонецком.
Затем на Карельском фронте на долгих два года наступило затишье, велись позиционные бои. Число раненых заметно снизилось, зато увеличилось количество больных. Солдаты болели туберкулезом, гепатитом, тифом, разными сердечными хворями, получали различные травмы.
Например, Георгий Яковлевич Ачимов, боец транспортной роты 152-го стрелкового полка, умер 9 февраля 1943 года от последствий тяжелой травмы. Кирилл Михайлович Ибраев (на памятнике Ибриев), 1906 года рождения, обходчик отдельной телеграфной роты, попал под поезд здесь же, на станции Плесецкая, здесь же и был похоронен осенью 1942-го. Помимо уже упоминавшихся выше, от болезней в этот период скончались краснофлотец Н.П. Кравец, красноармейцы С.Т. Ланбин, А.И. Спиридонов (из Холмогор), П.В. Иванов, Я.В. Пономарев, Д.А. Фоминых, ст. сержант Г.П. Ульянов  и другие.
Начало освобождения Карелии и Советского Заполярья летом-осенью 44-го вызвало новый вал раненых в наши госпитали, в том числе и в ЭГ № 1771. В основном к нам поступали раненые с Кандалакшского и Кестеньгского направлений (26-я армия). Последняя большая группа раненых прибыла в Плесецк зимой-весной 1945 года. В это время в связи с окончанием боевых действий на Севере Карельский фронт перестал существовать, а наши госпитали были переданы в подчинение Ленинградскому фронту, который решал вопросы ликвидации окруженной в Прибалтике Курляндской группировки фашистов.
Дольше всех война длилась для врачей и медсестер эвакуационных госпиталей. Они и после 9 мая воевали. Многие раненые дожили до Победы, но умерли уже после отзвучавших залпов победного салюта. Например, командир взвода управления 255-го стрелкового полка лейтенант Владимир Иванович Локотков почти год боролся за жизнь, но умер спустя месяц после дня Победы. Сержант Александр Егорович Матвеев, рядовой Эдуард Аксович Рокис, старший сержант Василий Васильевич Седов и другие также умерли после мая 45-го.
8 августа 1945 года упокоился на плесецком кладбище герой-танкист, командир танковой башни танка Т-34 отдельного 376-го танкового батальона Карельского фронта В.В. Седов, кавалер нескольких наград, в том числе и медали «За Отвагу», которую он получил еще за весенние бои 1943 года. 1 июля 44-го танк старшего сержанта Седова был подбит. Василий Васильевич получил обширные ожоги III степени нижней половины тела. Остаток 1944 года его перебрасывали из одного госпиталя в другой, отправляя все дальше и дальше от фронта, пока 1 февраля 45-го он не поступил в ЭГ № 1771 уже в тяжелом состоянии. Жители Плесецка сдавали для него и для других раненых кровь. К сожалению, по Плесецку найти статистику не удалось, но тысячи доноров Архангельской области за всю войну сдали (вдумайтесь в эту цифру) 18 тонн крови! Но неоднократные переливания крови и специальная витаминная диета Василию Васильевичу помогали лишь временно. И танкист еще почти полгода сражался, но рана победила, и он умер в августе 1945-го спустя 13 месяцев непрерывной боли и надежд.
И совсем уж обидной выглядит смерть поступивших в госпиталь после окончания боевых действий, когда родные уже вздохнули облегченно: война кончилась, сын, муж, брат – жив и, значит, вот-вот вернется. Солдат прошел все круги ада, победил страшного врага и скоро будет дома…
Вот и Матрена Ивановна Скворцова ждала в нижегородской деревушке возвращения своего ненаглядного супруга-героя, ефрейтора-пулеметчика 763-го стрелкового полка 114-й стрелковой дивизии Федора Васильевича, которого она не видела с самого 1942 года. Федор Васильевич прошел всю войну, последний раз был ранен осенью 44-го во время Петсамо-Киркинесской операции, благополучно излечился и больше уж не воевал. В начале 45-го он проходил реабилитацию в батальоне выздоравливающих запасного стрелкового полка. За геройское поведение на фронте приказом от 12 января 1945 года Ф.В. Скворцов был награжден медалью «За Отвагу». Война закончилась и солдат готовился обнять свою Матрену. В мае 45-го Федор Васильевич был отправлен на погрузочно-разгрузочные работы на станцию Емца. Когда весь мир облетела весть о Великой Победе, солдаты грузили лес. Спустя пять дней, 14 мая, при погрузке бревен ефрейтор Скворцов получил многочисленные переломы. Утром 15 мая в состоянии средней степени тяжести он поступил в ЭГ 1771. В 7 ч. 30 мин. его состояние стало ухудшаться, ефрейтор потерял сознание и ранним утром следующих суток умер. И вместо письма, мол, «встречай, жена, героя» в Горьковскую область отправилось страшное извещение: «похоронен с отданием воинских почестей на гражданском кладбище ст. Плесецкая, могила 28».
…За каждым из лежащих под плитами братских могил, за каждым записанным на этих плитах и незаписанным, есть их маленькая история, из которых и складывается история нашего эвакогоспиталя, история Плесецка и всей страшной войны. И теперь мы уже немножко знаем, к кому мы пойдем 9 Мая на братские могилы. Если мы сегодня забудем о героях тех лет, то грош нам цена, то значит, что спустя какое-то время будущие поколения тоже забудут и о героях дней сегодняшних. А так быть не должно.
«У братских могил нет заплаканных вдов –
Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов…
Но разве от этого легче»?!
(В.С. Высоцкий).

А. Плюснин.
(в статье использованы архивные данные с сайтов https://pamyat-naroda.ru/
https://obd-memorial.ru/html/ и других открытых источников).

© Сетевое издание "Плесецкие новости"